драббл

[erden13]

Для  ~Hellga~:
Фандом: WK
Персонажи: Шульдих, Айя
Рейтинг: G
Жанр: депра
Бета:  Саатера
Задание: Вайссы, Айя/Шульдих, не очень грустная романтика, фраза, "да, это ромашки!"
Сорри, издержки настроя: вышла очень грустная, и не совсем романтика.



Дождь еле-еле, какой-то ленивый и безликий. И ничего не хочется. Ровным счетом ни-че-го. Стекло мутное, и столешница липкая, и никого здесь нет, и официантка, кажется, о нем забыла – что странно, потому что раньше такого не случалось, не с его внешностью. Наверное, на фоне этого дождя яркие рыжие волосы тоже кажутся серыми, как и все вокруг, тусклыми и поникшими, и, в сущности, – какая разница? Это все пройдет, оно всегда проходит, это ведь временно, и хорошо, что никто не видит, потому что он терпеть не может, когда его видят таким.
Поэтому когда над дверью едва слышно звякает колокольчик, и потом, когда пространство позади вдруг оказывается не пустым – он не оборачивается, просто чувствует, как меняется акустика, ему даже мысли читать сейчас лень, черт, ну да, это Фудзимия, и что он тут забыл вообще, в семь утра, в такую погоду?
– Ты? – И дышит неслышно, настороженно.
– Ну, я. – Не поворачивается, усмехается, глядя на мутное отражение. – Что, нельзя?
Даже огрызаться не хочется, ну какого черта он приперся, а? Лень говорить, день думать, лень прочитать, что он думает. Надоело, чертовски устал.
– Что ты здесь делаешь?
Хорошо хоть катану не достает, морда самурайская. А оборачиваться так не хочется, тогда придется признать, что да – он тут не один, наедине с дождем и остывшим кофе, что вот же – пришел, испортил, разбудил.
– Кофе пью. Премерзкий он тут, надо сказать.
Все-таки оборачивается, смотрит в глаза. Тоже не фиолетовые сейчас – серые, дождь все делает серым, неживым, скучным, стирает краски, стирает эмоции.
Почему-то кажется, что и Фудзимия это чувствует. И что ему тоже как будто бы лень сейчас – и ненавидеть, и убивать.
Хотя, наверное, это только так кажется. Этому никогда не лень.
Шульдих, проследив за его взглядом, усмехается. На столе лежит букет, лепестки кажутся такими же серыми, такими же мертвыми и неживыми, как и все вокруг.
– Да, это ромашки. Одна из разновидностей ваших обожаемых хризантем. Я крут и теоретически подкован.
Отодвигает букет в сторону, кивает:
– Садись.
Конечно, это все ерунда. Скорее убьет-таки, чем вот так, запросто...
Но Фудзимия неожиданно садится напротив. И зачем-то берет ромашки в руки, и рассматривает, внимательно и вроде бы даже с удивлением, как будто никогда не видел.
Шульдих ждет, что он сейчас спросит что-то вроде: «Зачем?», или «Что вы получили за это?», или «Почему вы помогли?», или что-то настолько же… ожидаемое.
А Фудзимия неожиданно спрашивает:
– Все выбрались? После взрыва.
И смотрит в глаза цепко, и как будто с пониманием.
И становится невозможно списать все только на дождь и на апатию, и Шульдих стискивает зубы и тихо говорит:
– Нет.